Михаил (Соломон) Михайлович Гольбрих. Фотография В.И. Орлянкина

О документальном фильме А. П. Довженко «Битва за нашу Советскую Украину» (1943)

После разгрома гитлеровской армии в Курской битве советские войска развернули стремительное наступление в белгородско-курском направлении. В конце августа 1943 года передовые части Красной армии подошли к границе Украинской Советской Социалистической Республики. 23 августа с боями был взят Харьков. Началось освобождение многострадального народа Украины, который за два года немецко‑фашистской оккупации испытал все ужасы «нового порядка». В руинах лежали города и села, миллионы мирных жителей — детей, стариков, женщин — были замучены, сожжены, повешены, расстреляны, миллионы молодых людей угнаны на рабские работы в Германию. Музеи, библиотеки, архитектурные памятники, храмы подверглись разграблению и уничтожению.

На этом этапе войны руководство Центральной и Украинской студий кинохроники поставило перед фронтовыми кинооператорами задачу снимать материал, необходимый для создания полнометражного документального фильма «Битва за нашу Советскую Украину». Художественным руководителем будущего фильма назначили выдающегося кинорежиссера, сценариста, писателя Александра Петровича Довженко (1894–1956)¹. Более подходящей кандидатуры невозможно было и представить. Самобытный и яркий художник, пламенный патриот, Довженко, в отличие от большинства своих именитых коллег по художественной кинематографии, оставшихся работать в глубоком тылу, с первых же месяцев войны добивался отправки на фронт. Доказывал, что он не только кинорежиссер, но и писатель, опытный журналист.

В январе 1942 года, когда гитлеровцы потерпели первое крупное поражение под Москвой, А. П. Довженко вызвали из Ашхабада, куда эвакуировали Киевскую киностудию, в Москву. Здесь ему предлагали престижные должности, которые он решительно отклонил, убежденный в том, что правдиво снимать и писать о войне может только очевидец и участник событий на передовой, а не сторонний наблюдатель. В феврале Довженко прибыл с украинской делегацией на Юго-Западный фронт и, воспользовавшись этим, добровольно остался там в качестве корреспондента фронтовой газеты «Красная Армия». Получил звание полковника, чем очень гордился². В том же году, выступая на вечере американского и английского кино «Война и сотрудничество кинематографий союзных стран», Александр Петрович размышлял о том, как нужно писать и снимать фильмы о войне, ведущейся фашистской Германией против народов мира «с абсолютно нечеловеческой жесткостью, которой нет ни меры, ни названия». И приходил к выводу: время требует «раздвигать рамки дозволенного и искусстве». Наряду с благородством, храбростью, самоотверженностью, силой духа героев, борющихся с фашистами, правдивого изображения в книгах и на экране требуют муки и страдания бесчисленных жертв гитлеризма. «Сегодня должен быть притянут на экран массовый фашистский детоубийца, вешатель, растлитель малолетних, убийца раненых, стариков и детей, разрушитель памятников, душитель и убийца целых народов»³. В дневнике режиссера появляется запись: «Книги и фильмы о нашей правде, о нашем народе должны трещать от ужаса, страданий, гнева и неслыханной силы человеческого духа»⁴. Рассказ А. П. Довженко «Отступник»⁵, где речь идет о дезертире, завербованном гестапо, за что его прокляла родная мать и убил отец-партизан, был издан летом 1942 года тиражом 3 миллиона экземпляров на 12 языках народов СССР; его читали солдатам перед боем.

В том же духе Довженко написал пронзительный дикторский текст к фильму «Битва за нашу Советскую Украину», признанному историками кино «шедевром кинопублицистики»⁶. Текст, который читает заслуженный артист РСФСР Леонид Иванович Хмара (1915–1978), не просто сопровождает изобразительный ряд, но и интонационно дополняет, контрастно оттеняет демонстрируемое на экране. Показу ужасов войны предшествуют воодушевляющие примеры подвигов наших бойцов. Гневные проклятия в адрес гитлеровцев — «квалифицированных убийц» — чередуются с призывами сокрушать и гнать захватчиков до полной победы. «Огнедышащее» содержание, богатство выразительных средств, использованных при работе над «Битвой…», побуждают обратиться к фильму в наши дни — особенно в связи с происходящим на Украине сегодня, 80 лет спустя.

Фильм создавался летом и осенью 1943 года, в период освобождения Красной армией Левобережной Украины. Режиссеры Ю. И. Солнцева и Я. П. Авдеенко под руководством А. П. Довженко осуществляли монтаж отснятого материала. Съемки вели во всех родах войск, в партизанских отрядах, в советском тылу фронтовые кинооператоры В. И. Афанасьев, К. И. Богдан, Н. В. Быков, Б. В. Вакар, М. М. Глидер, М. М. Гольбрих, И. Ц. Гольдштейн, И. А. Запорожский, М. М. Капкин, П. Д. Касаткин, И. С. Кацман, В. С. Комаров, Ю. М. Кун, Г. А. Могилевский, В. И. Орлянкин, Б. М. Рогачевский, С. А. Семенов, В. А. Смородин, А. П. Софьин, С. П. Урусевский, В. А. Фроленко, А. И. Фролов, С. А. Шейнин, В. А. Штатланд. Одними операторами (например, при взятии Харькова и ряда городов Донбасса) Довженко руководил непосредственно на передовой, другим давал подробные письменные задания перед отправкой на различные участки фронта и в партизанские отряды⁷. В. И. Орлянкин вспоминал, как во время боев за Харьков в конце августа 1943 года Мастер делился с ним раздумьями о будущем фильме и однажды предложил ему снять отважного майора Григория Рудика, вместе со своими солдатами первым ворвавшегося на окраину Харькова. «Александр Петрович как бы перелил в меня часть своей неукротимой энергии, пылающей ненавистью к врагу, любовью к ратному труду своего народа. Слушая его, я чувствовал, видел не только кадр, эпизод — весь фильм, дух и душу картины, ее поэтическую взволнованность, ее философский мобилизующий боевой пафос»⁸. Пренебрегая опасностью, Орлянкин искал Рудика на поле сражения и в итоге увидел, как солдаты, не скрывая слез, несут тело погибшего командира. Оператору оставалось лишь запечатлеть скорбную процессию, вспоминая неоднократные напутствия Довженко операторам: «Снимите смерть солдата. <…> Плачьте сами, но снимайте. Снимайте и снимайте людей. Ибо они своим тяжким, непосильным, изнурительным трудом, страданиями делают будущий мир»⁹.

Эти кадры Орлянкина Довженко включил в киноэпопею, в конце эпизода устами диктора обратившись к современникам и потомкам: «Пусть все человечество знает, и пусть знают все, какие будут жить в поколениях Рудики, как умирал их молодой прапрадед в тысяча девятьсот сорок третьем году»¹⁰.

Начинается же фильм с трагических экспрессивных кадров: горят на широких украинских просторах пшеничные поля и стога, черные клубы дыма поднимаются к небу, мечутся испуганные кони без седоков… А затем перед зрителем предстает снятое крупным планом лицо пожилой женщины, в глубоком горе стоящей перед своей сожженной хатой. Слова «Украина в огне!» стали рефреном фильма, образ разрушенной хаты, от которой осталась только печь с трубой, — символом истерзанной, разоренной Родины. При этом Довженко вселяет в зрителей веру, что враг будет сокрушен. Пророчески — за полтора года до капитуляции гитлеровской Германии и за два года до Нюрнбергского процесса — звучит с экрана голос: «Когда утихнет гром последних орудий и аэропланы начертают на небесах слово “мир” на всех языках, <…> — тогда только увидит человечество, в какую бездну неописуемых страданий, нищеты, горя и безвозвратных потерь ввергнул его Гитлер». Увидит, содрогнется от ужаса и гнева, подвергнет суду и покарает «двуногих скотов из гитлеровской неметчины».

Огромную силу эмоционального воздействия на зрителей обретает контрастное сопоставление кадров трофейных фашистских киножурналов и советской фронтовой кинохроники. Первые, например, показывают, как истеричный Гитлер, охваченный бредовой идеей мирового господства, направляет отборные войска на восток, чтобы уничтожить будущее славянских народов. Вторые же фиксируют невероятные зверства, чинимые фашистами во имя этой идеи. Голос за кадром: «Вот они — гитлеровские мерзавцы. Вот он — позор человечества. Смотрите, ненавидьте, презирайте проклятых убийц наших детей, растлителей наших сестер. Не забывайте и не прощайте ни одной материнской слезы!»

Чтобы ярче передать масштабы бедствия, принесенного войной, А. П. Довженко сначала переносит зрителей на несколько лет назад в предвоенную Украину. Помимо кинохроники, запечатлевшей мирный труд рабочих и колхозников, мощь индустриальных гигантов первых пятилеток, режиссер использовал восхитительные пейзажи цветущей Украины из своего фильма «Иван». Закадровый голос звучит здесь как вдохновенная поэма, ликующий гимн жизни, счастью, труду: «Несказанно прекрасной была Украина перед войной, и никогда, сколь свет стоит, не была такой богатой и пышной, такой невиданно прекрасной, как в то лето». Говорится в фильме и о судьбоносном историческом событии — вхождении Западной Украины в состав СССР накануне войны. «Долгие столетия жил украинский народ в Европе, расщепленный и раздавленный в силу различных международных конъюнктур. Шесть веков сталкивали его на полях сражений под разными знаменами — австрийскими, венгерскими, польскими». Далее следуют кадры из документального довженсковского фильма «Освобождение» (1940): 1939 год, Львов, заседание Народного собрания Западной Украины принимает обращение к Верховному Совету СССР с просьбой о воссоединении с Украинской Советской Социалистической Республикой.

Затем экран вновь возвращает зрителей в первые месяцы Великой Отечественной войны. Крупными суровыми мазками изображено отступление наших войск в глубь страны, в результате чего вся территория Советской Украины оказалась под фашистским сапогом. Нескончаемые потоки беженцев. Под натиском превосходящих сил противника после тяжелых оборонительных боев отходят на восток защитники Киева, Харькова, Одессы. Но следом на оккупированных территориях поднимается мощная волна партизанского движения. Нацистские главари обещали каждому своему солдату по сорок пять гектаров благодатного украинского чернозема. «Сам обер-бандит Геринг бродит по Украине, ищет счастья на нашей земле. Вот он лезет в хату. Влез», — саркастически комментирует диктор фрагмент трофейной фашистской кинохроники: Г. Геринг в белом кителе, увешанном орденами, с трудом втискивается в узкую дверь украинской хаты. Но не счастье нашли «немецкие выродки на Украине, а всенародную неугасимую ненависть, не хлеб, а гранату».