Справа налево: епископ Нектарий, его мама Евдокия Яковлевна и племянница Наталия с двухлетней дочерью Мариной на руках (автором статьи). Кишинёв. 1958 год

Я хочу рассказать о моем двоюродном дедушке — митрополите Нектарии. Он прошел долгий тернистый путь от монаха до архиерея, всегда оставаясь верным православию в лоне Патриаршей Церкви. Служил в разных епархиях, но многие моменты его жизни — и радостные, и горестные — были связаны с Москвой. Статья написана на основе документов личного архива митрополита, хранящегося в семье его потомков по линии родной сестры — Наталии Константиновны Григорьевой, и семейных воспоминаний о нем.

Родился он в селе Хохлово Казанской губернии 26 мая (8 июня по новому стилю) 1902 года. Родители — Константин Иванович Григорьев и Евдокия Яковлевна, урожденная Ушкова, — венчались в Тихвинской церкви в Казани 27 июля 1901‑го. Семья и жила в этом губернском центре, а в Хохлове, где появился на свет Николай, видимо, в тот год снимали дачу. Младенца крестили во Введенской церкви села. Константин Иванович был кандидатом права, Евдокия Яковлевна прошла почти полный гимназический курс обучения. Она принадлежала к известной купеческой фамилии. Ее дед — Капитон Яковлевич Ушков — основал химические заводы в Кокшане и Бондюге Казанской губернии. Дело унаследовали дядья Евдокии — Петр и Константин Капитоновичи, а ее отец Яков Капитонович был слаб здоровьем и, вероятнее всего, имел только паи. Предприятия Ушковых расширялись и процветали — недаром их владельцев называли пионерами химической промышленности России. В начале ХХ века на ушковских заводах работал Д. И. Менделеев. 5 (18 по новому стилю) августа 1903 года у Николая родилась сестра Наталия — моя бабушка. Евдокия Яковлевна посвятила себя воспитанию детей, Константин Иванович служил акцизным чиновником.

Едва дети успели отучиться в мужской и женской гимназиях, как после Октябрьской революции началась Гражданская война. В 1918 году, когда Красная армия уже обстреливала Казань, К. И. и Е. Я. Григорьевы с двумя детьми‑подростками последовали за белочехами в Сибирь. Зимой 1919–1920 годов семья находилась в городе Тайга Томской губернии. Все четверо заболели тифом. 14 января 1920 года Константин Иванович скончался; Евдокия Яковлевна и дети преодолели болезнь. В том же году «красные» разгромили «белых» в Сибири. Моя прабабушка с детьми вернулись в Казань. Николай и Наталия продолжили учебу. Наталия сначала окончила педагогический техникум, а затем химическое отделение физико‑математического факультета Казанского университета, деканом которого был ее дядя Евгений Иванович Григорьев.

Николай в 1920 году поступил одновременно в Казанскую духовную академию и на историко‑филологический факультет Казанского университета. В 1922‑м факультет закрыли, а академию преобразовали в Казанский богословский институт. Будущий владыка окончил его в 1923 году.

В Казани Николая сразу призвали на три года в Красную армию. Так как он уже являлся студентом, ему разрешили отслужить свой срок на гражданских должностях. Сначала он состоял помощником делопроизводителя Казанского губернского военного комиссариата, затем старшим делопроизводителем Татарской губернской комиссии по борьбе с дезертирством и, наконец, старшим переписчиком в одном из казанских радиобатальонов.

Во время учебы и службы в армии Николай в 21 год решил стать монахом, хотя в его семье священнослужителей никогда не было. Как объяснить подобный выбор, да к тому же в такое время? Осознавал ли он, что за жизненный путь будет уготован ему, монаху, в молодой стране Советов? Так или иначе, решение оказалось твердым и бесповоротным. Впоследствии Николай напишет, что принял его просто «по зову сердца», хотя уже тогда новые власти начали гонения на духовенство.

В 1917 году после Февральской революции в лоне Русской Православной Церкви усилилось движение за восстановление в России патриаршества, упраздненного Петром I. В разгар Октябрьской революции Поместный собор избрал патриархом митрополита Московского и Коломенского Тихона. Период его правления пришелся на годы тяжелейших испытаний для Церкви и духовенства. Стали закрывать храмы и монастыри, а имущество конфисковывать. В 1918 году появился декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. В 1922‑м началась кампания по изъятию церковных ценностей. Патриарх Тихон осуждал и конфискации, и Гражданскую войну как «братскую междоусобицу». Его несколько раз арестовывали, открывали следственные дела, обвиняли в антисоветской деятельности. В это время внутри самой Церкви обозначился раскол. Против патриарха выступили обновленцы — представители так называемой «Живой церкви» (в народе их метко прозвали «живцами» и «обнагленцами»), желавшие сосредоточить в своих руках всю полноту церковной власти. Свою деятельность раскольники вели под плотной опекой ГПУ, которое, в свою очередь, имело в виду скорейшее ослабление Православной Российской Церкви (именно так Русская Православная Церковь официально называлась в те годы). При поддержке властей обновленцы массово захватывали храмы, изгоняя из них общины «тихоновцев». Патриарх Тихон сопротивлялся этому как мог, но его возможности были крайне ограничены: с мая 1922 года по июнь 1923-го он находился под домашним арестом в Донском монастыре. В 1925 году он скончался в возрасте 60 лет — по официальной версии, от сердечного приступа. Николай был в курсе происходящего и тем не менее следовал по начертанному им самим для себя пути. Ему довелось пройти все испытания, выпавшие на долю духовенства в Советской России.

Одновременно с учебой в высших учебных заведениях и работой в армии Николай начинает свое служение. В ноябре 1921 года епископом Чебоксарским Афанасием, викарием Казанской епархии, он посвящен в стихарь. Затем резолюцией митрополита Казанского и Свияжского Кирилла назначен сверхштатным псаломщиком казанского Благовещенского кафедрального собора. В июле 1922‑го митрополит прикомандировал Николая к Иоанно-Предтеченскому монастырю города Казани для исполнения обязанностей иподиакона при епископе Мамадышском Андронике, викарии Казанской епархии. В том же монастыре в октябре 1923‑го епископом Чистопольским, управляющим Казанской епархией Иоасафом (будущим священномучеником) Николай был пострижен в монахи с наречением имени Нектарий и рукоположен в сан иеродиакона, а в феврале 1924‑го — в сан иеромонаха. Впоследствии в автобиографических записях он подчеркивал, что оставался «беспрерывно и неуклонно верен святой Православной Церкви, никогда не уклонялся в раскол и не прерывал своего священнослужения».

В Иоанно-Предтеченском монастыре будущий владыка пробыл до 1926 года — рядовым иеромонахом, ризничим, казначеем; в мае 1924‑го удостоился набедренника. Позже вспоминал: «С юношеской ревностью я отдался монастырскому послушанию. В то время я еще не знал, как трудно святое смирение. Но сама жизнь постоянно научала меня этому. Многие скорби испытал я, много слез пролил перед Господом, прося укрепить меня, и видел я, как Господь в страшные минуты искушений помогал мне и избавлял меня от многих падений. Господь дал мне силы и крепость быть верным истине православия в лоне Патриаршей Русской Церкви».

Между тем в Стране Советов нарастали гонения на духовенство. В сентябре 1925 года иеромонах Нектарий был арестован и три недели находился под следствием в ОГПУ. Его отпустили. Однако в 1926 году храмы монастыря передали обновленческой церкви. Поэтому монахи перешли для служения в соседний Николо-Вешняковский храм. Там в марте 1927 года иеромонаха Нектария наградили наперсным крестом.

В семье тоже произошли некоторые изменения. Моя бабушка Наталия Константиновна вышла замуж за профессора педагогики Казанского университета Архипа Алексеевича Красновского, переведенного на работу в столицу, куда супруги и уехали. Архип Алексеевич преподавал в различных высших учебных заведениях. Наталия Константиновна, химик по образованию, устроилась на работу в Институт химического машиностроения. Они жили в коммунальной квартире в Хилковом переулке, отходящем от улицы Остоженка вниз к Москве‑реке. Здесь в октябре 1929 года у них родилась дочь — моя мама Наталия Архиповна Красновская. Еще до появления ребенка Наталия Константиновна забрала свою маму Евдокию Яковлевну в Москву, чтобы та помогала ей.

Иеромонах Нектарий, конечно, хотел находиться рядом с матерью и сестрой и по его просьбе был переведен в Московскую епархию. В августе 1929 года он впервые приехал в столицу. Район Остоженки представлял собой один их красивейших уголков старой Москвы — казалось, Божия благодать сошла на это место. На улице располагалось несколько особняков и бывшие доходные дома — с их крыш были видны купола кремлевских соборов; совсем рядом высился кафедральный собор Христа Спасителя. Центром Остожья являлся основанный еще в XIV веке Зачатьевский женский монастырь, много раз горевший и перестраивавшийся. В начале XIX века в обители построили большой двухъярусный собор Рождества Пресвятой Богородицы в стиле неоготики и высокую колокольню, в середине того же столетия возвели храм Сошествия Святого Духа в русско‑византийском стиле. Замечательной надвратной церковью Спаса Нерукотворного Образа в стиле нарышкинского барокко еще в XVII веке был украшен парадный вход. В 1918 году монастырь закрыли, но храмы еще оставались действующими. Патриарх Тихон служил в Богородице-Рождественском соборе за неделю до своей кончины. Рядом с обителью находилась приписная церковь Воскресения Словущего первой половины XVIII века. Поблизости от дома, где жили мама и сестра иеромонаха Нектария, стоял храм Успения Пресвятой Богородицы, построенный в XVII веке. Прямо рядом с ним в деревянном особняке в 1840–1850 годах проживала мать писателя Ивана Сергеевича Тургенева Варвара Петровна — в Успенской церкви ее и отпевали. Наконец, совсем недалеко от храма Христа Спасителя, в Обыденском переулке, находилась церковь пророка Божия Илии начала XVIII века.

Будущему владыке сразу понравился район Остоженки. Он с удовольствием навещал семью сестры в Хилковом переулке. Сразу по приезде в столицу его назначили настоятелем храма Екатерининской пустыни (Московская губерния), а затем перевели в саму Москву настоятелем Казанско-Введенской церкви в Новинском. Уже в августе 1929 года он был возведен в сан архимандрита с возложением митры, а в мае 1930‑го удостоился разрешения использовать при богослужениях посох с сулком (сулок — элемент архиерейского посоха: два платка, вложенных один в другой и привязанных к посоху у рукояти).