Здание Екатерининского института. 1912 год

Достоевский в нашем представлении обычно связывается не с Москвой, а с Петербургом, его промозглым туманом, угрюмыми громадами домов, призрачными белыми ночами, мертвенно‑белесыми рассветами, заползающими в окна убогих подвалов и чердаков, — со всем, что отразилось и в книгах Достоевского, и в иллюстрациях к ним Добужинского, Кардовского, Шмаринова, Глазунова. У известного литературоведа Анциферова есть интересная книга «Петербург Достоевского». На эту же тему писала Саруханян. Ничего подобного о Достоевском в Москве и о Москве у Достоевского пока не написано, а жаль: как доказал в своих выступлениях и отдельных кратких публикациях художник Георгий Алексеевич Федоров, Москва сыграла немалую роль в жизни и творчестве великого писателя. Правда, у Москвы Достоевского оказался все же свой художник — Елизавета Ключевская. Некоторые сведения о пребывании Достоевского в Москве можно почерпнуть из составленной Л. П. Грос­сманом и опубликованной в серии ЖЗЛ биографии Достоевского, из справочника Б. Земенкова «Памятные места Москвы» (1959), из статьи У. Гуральника в сборнике «Русские писатели в Москве» (1973)¹.

Федор Михайлович Достоевский родился 30 октября (11 ноября) 1821 года. Его великому спутнику Пушкину было тогда 22 года, а его великий антипод Лев Толстой родится еще через семь лет. Место рождения Достоевского — бывшая северная окраина Москвы, недалеко от нынешнего Театра Советской армии. Улица, носящая теперь имя писателя, называлась Божедомкой, так как в этих местах некогда находился «убогий дом» — морг для неопознанных трупов². Поражает своей грандиозностью и великолепием ампирное здание с восемью колоннами ионического ордера и широкой лестницей. Оно построено после пожара Москвы архитектором Доменико Джилярди³. Сейчас в нем Научно‑исследовательский институт туберкулеза, а в свое время здесь размещалась Мариинская больница для бедных. Писатель родился в правом флигеле, где теперь поликлиника и аптека, в казенной квартире штаб‑лекаря Михаила Андреевича Достоевского. Крестили его в больничной Петропавловской церкви⁴. Федор был вторым сыном после Михаила. Другие братья — Андрей и Николай; сестры — Варвара, Вера и Александра. Вскоре семья Достоевских переехала в левый флигель, где и жила до 1837 года⁵. В 1928 году здесь открыт музей. В отличие от мемориальных музеев, таких, как усадьбы Льва Толстого, Тютчева, Поленова, Васнецова, дом Чехова в Ялте и его музей‑квартира в Москве, Достоевского в Ленинграде, мос­ковский музей носит исключительно литературный характер и ставит своей задачей не воссоздание быта семьи Достоевских, а рассказ о жизненном и творческом пути писателя. Правда, в нем выставлены кое‑какие личные вещи Федора Михайловича из имения Даровое Тульской губернии⁶. Перед больницей стоит памятник работы Меркурова 1918 года, перенесенный сюда в 1936 году с Цветного бульвара⁷. Писатель изображен в арестантском халате, с опущенной головой, судорожно сжатыми руками.

Пройдемся, однако, по музею. В одной из комнат над столом висят портреты родителей. Прежде чем вглядеться в них, вспомним, что Достоевские происходили из старинного православного русско‑литовского рода и что в XVI веке им была пожалована грамота на владение селом Достоево в Пинском повете⁸. От портрета Михаила Андреевича веет недружелюбной замкнутостью. Он был сыном священника, врачом столичной бедноты; ожесточился от жизненной борьбы и страдал, по некоторым сведениям, маниакальной скупостью и алкоголизмом. Портрет матери, Марии Федоровны Нечаевой, написан тогда, когда создавался пушкинский «Евгений Онегин», и мать писателя чем‑то напоминает выкристаллизовавшийся в нашем представлении образ Татьяны: белое платье, открытая шея, ниспадающие вдоль щек локоны, ласковый и задумчивый взгляд, еле уловимая улыбка, впечатление общей одухотворенности. Переписка ее обнаруживает бесконечное терпение и несомненную литературную одаренность.

Детство писателя прошло в полутемной каморке: единственное окно выходило в чулан. Живя при больнице, Достоевский ежедневно наблюдал нужду простого люда, видел больных в безрадостных серых халатах.

Летом семья Достоевских выезжала в упомянутую усадьбу Даровое, к которой была приписана соседняя деревня Черемошня. Невзрачный глинобитный дом, скудная окрестная природа, крайняя бедность крестьян — все это давало мало радости. В 1832 году обе деревни постиг ужасный пожар.

Но было и отрадное в детстве писателя. Крепостные слуги знакомили мальчика с чудесными народными сказками. «Наша Алена Фроловна, — вспоминал в 1876 году писатель, — была характера ясного, веселого и всегда нам рассказывала такие славные сказки».

Став подростком, Достоевский очень полюбил Москву с ее стариной и гуляньями. В одном зале музея висят виды Москвы первой половины XIX века, в частности московских окраин: Марьиной рощи и Новинского (ныне улица Чайковского)⁹ устраивались знаменитые гулянья (ярмарка с каруселями, показ восковых фигур, ученых собак и обезьян и т. д.).

Часто Достоевский бывал в Кремле, его соборах, Оружейной палате, Пат­риаршей ризнице. Под конец жизни Федор Михайлович писал: «Каждый раз посещение Кремля и соборов мос­ковских было для меня чем‑то торжественным». С большим удовольствием ездил он в Троице-Сергиеву лавру. Источником высоких эстетических наслаждений был и театр — народный и классический. Двоюродный дед Василий Михайлович Котельницкий, профессор фармакологии Московского университета, часто на Святках привозил в свой домик у Смоленского рынка (ныне Малый Толстовский переулок, 4; разобран в 1973 году) внучатых племянников¹⁰. Именно он и водил их в балаганы под Новинским.

Мир красоты и разума открыли ребенку Большой и Малый театры. Впоследствии писатель вспоминал: «Десяти лет от роду я видел в Москве представление “Разбойников” Шиллера с Мочаловым и уверяю вас, что сильнейшее впечатление, которое я вынес тогда, подействовало на мою духовную сторону очень плодотворно».

В скромной квартире на Божедомке едва ли не главным украшением был книжный шкаф. В долгие зимние вечера, замирая от ужаса, мальчик слушал, как родители вслух читали «романы кошмаров и ужасов» забытой теперь английской писательницы ХVІІІ века Анны Радклиф, бредил во сне, как в горячке. По‑видимому, его матери, купеческой дочери, как пушкинской Татьяне, «рано нравились романы, / Они ей заменяли все...»

В семье получали журнал «Библиотека для чтения» Сенковского, где печатались Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Жуковский, переводы Бальзака, Гюго, Жорж Санд, Вальтера Скотта. Грамоте Федора обучала матушка по сборнику историй Ветхого и Нового Завета. На всю жизнь Достоевский полюбил книгу Иова многострадального. В письме к жене в 1875 году он признается: «Эта книга, Аня, странно это, одна из первых, которая поразила меня в жизни, я был тогда почти младенцем». Из Екатерининского института (ныне здесь Центральный дом Советской армии¹¹) к подросткам Достоевским пригласили двух учителей. Это были дьякон, увлекший детей рассказами о всемирном потопе и приключениях Иосифа Прекрасного, и преподаватель французского языка Сушар, или Драшусов. Латыни по старинному учебнику Бантышева обучал сам отец, прерывая уроки окриками: «Тупицы! Лентяи!»

В 1833 году домашнее образование старших сыновей Михаила и Федора было закончено и их перевели в пансион упомянутого Сушара¹². Сословная атмосфера этого «благородного пансиона» передана в романе «Подросток», причем даже обыграна в слегка измененном виде фамилия: Сушар превратился в Тушара. Три зимы с 1834 по 1837 год братья пробыли в старейшем пансионе Леопольда Чермака на Новой Басманной, 31 (дом не сохранился)¹³. Здесь преподавали известные педагоги и ученые, например, математик Перевощиков, впоследствии ректор университета и академик, магистр Кубарев, автор «Теории русского стихосложения». Один из пансионеров, Каченовский, так вспоминает о своем однокашнике Федоре Достоевском: «Это был серьезный задумчивый мальчик, белокурый, с бледным лицом. Его мало занимали игры: во время рекреаций он не оставлял почти книг, проводя остальную часть свободного времени в разговорах со старшими воспитанниками». Товарищ по пансиону Ламберт стал персонажем «Подростка».

Поскольку семья Достоевских жила бедно, им помогала сестра матери Федора Михайловича Александра Федоровна Куманина, жена богатого московского купца. Дом Куманиных был в Космодемьянском переулке, 9¹⁴. Этот дом надстроен, и в настоящее время в нем размещена Историческая библиотека¹⁵. Бывая у Куманиных, Достоевский проходил мимо удивительного по своей гармоничности творения Казакова — церкви Космы и Дамиана. Раньше сзади дома Куманиных до церкви Владимира в Старых Садах и Ивановского женского монастыря тянулся сад. Рядом с домом была немецкая кирха, в здании которой теперь студия¹⁶. В пансионе при этой кирхе обучалась сестра Федора Варвара. А. Ф. Куманина, которую племянник посещал в 1828–1837 и 1859–1867 годах, выведена писателем в «Игроке» в образе старой московской бабуленьки и в «Идиоте» — в лице старухи Рогожиной. Кстати, с Куманиными был знаком некий купец по фамилии Рогожин. В справочном издании по мос­ковскому некрополю говорится, что в 1823 году умерла... Настасья Филипповна Рогожина. Есть основания полагать, что дом этот — дом князя в «Неточке Незвановой» — Куманиных. Остается добавить, что после смерти А. Ф. Куманиной в 1871 году возникла многолетняя тяжба о куманинском наследстве.

В 1837 году на семью Достоевских обрушивается страшное горе: 27 февраля от злой чахотки умирает мать Мария Федоровна. Отдельные моменты агонии, предсмертных просьб не оставить детей Достоевский через 12 лет вспомнит в «Неточке Незвановой», в сцене смерти Александры Михайловны. Мать Федора Михайловича похоронена на Лазаревском кладбище¹⁷. По настоянию сыновей на памятнике высечены слова: «Покойся, милый прах, до радостного утра»¹⁸. Еще живы те, кто помнит эту могилу у северо‑восточного угла Святодуховского храма, построенного в 1787 году не то Баженовым, не то Назаровым.

После похорон матери, когда братья вернулись в пансион, до них дошла весть о гибели Пушкина. Федор заявил Михаилу, что, ежели бы не было семейного траура, он просил бы позволения отца носить траур по Пушкину. Кончина матери приводит к полному распаду семьи Достоевских. Отец подает в отставку, старших сыновей он отвозит в Петербург для определения в Инженерное училище, находившееся в Михайловском замке. «Меня с братом свезли в Петербург в Инженерное училище и испортили нашу будущность, — писал Федор Михайлович, — по‑моему, это была ошибка».

Два годя спустя, в отсутствие Михаила и Федора в Даровом, при таинственных обстоятельствах умирает Михаил Андреевич. До сих пор держится версия о том, что его убили крепостные, мстя за жестокость и за соблазнение несовершеннолетних крепостных девушек. Однако два врача не обнаружили следов насильственной смерти и пришли к заключению, что Михаил Андреевич умер от апоплексического удара. Г. А. Федоров в статье «Домыслы и логика фактов» («Литературная газета» от 18 июня 1975 года) выдвинул гипотезу о том, что ложный слух о расправе пущен Хотяинцевым, соседом Достоевских, судившимся с ними из‑за земельного участка и стремившимся окончательно разорить детей Достоевского после смерти их отца. Версию об убийстве поддержала дочь Ф. М. Достоевского Любовь Федоровна, без всякого основания отождествлявшая своего деда со стариком Карамазовым. Повышенный интерес к смерти Достоевского‑отца проявили Фрейд и фрейдисты, приписав на основании своего психоанализа Федору Михайловичу желание убить отца.

Что же касается Достоевского, то вновь увидеть Москву ему довелось только через 22 года. А за эти годы многое выпало на его долю. Главное событие этого периода, перевернувшее всю жизнь писателя, — десятилетняя сибирская каторга (1849–1859). В ссылке он женился на вдове спившегося и опустившегося таможенного чиновника Марии Дмитриевне Исаевой. Это произошло в 1857 году.

Освобожденному Достоевскому было запрещено жить в обеих столицах. Но осенью 1859 года он нелегально побывал в Москве, остановившись у сестры Варвары Корепиной в 1‑м Знаменском переулке, 8¹⁹. В последующие годы Достоевский неоднократно бывал в Москве, преимущественно по издательским делам, поскольку его произведения сначала печатались в московской периодике, прежде всего в «Русском вестнике» Каткова. Катковская редакция сначала находилась там, где у Подкопаевского переулка сходятся Большой и Малый Трехсвятительские переулки²⁰, а затем переехала на угол Кривоколенного и Армянского переулков, где теперь находится булочная²¹. Так или иначе, Достоевский особенно часто бывал в районе Маросейки и Покровки.

Как мать писателя, так и его жену неумолимо приближала к смерти «злая чахотка». Спасаясь от сырого петербургского климата, Мария Дмитриевна в 1863 году переехала во Владимир, а затем в Москву лечиться кумысом у шурина Ф. М. Достоевского врача Иванова, но было уже поздно. С января по апрель 1864 года Достоевский жил в Москве около умирающей жены, все же находя силы и время для работы над «Записками из подполья». 15 апреля Марии Дмитриевны не стало²². На другой день в записных книжках писателя появится такая исповедь: «Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей? Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, невозможно. Закон личности на земле связывает: Я препятствует. Итак, человек стремится на земле к идеалу противоположному его натуре. Когда человек не исполнил закона стремления к идеалу, то есть не приносил любовью в жертву свое Я людям и другому существу (я и Маша), он чувствует страдание и назвал это состояние грехом. Итак, человек беспрерывно должен чувствовать страдание, которое уравновешивается райским наслаждением исполнения завета, то есть жертвой. Тут‑то и равновесие земное. Иначе земля была бы бессмысленна». В заключение скажем, что Катерина Ивановна Мармеладова в «Преступлении и наказании» во многом напоминает покойную жену писателя.

В этом же году умирают брат Михаил и Аполлон Григорьев, сотрудник по «Эпохе»²³.

Через два года Достоевский снова в Москве. На этот раз он остановился в гостинице Дюссо, которая находилась за Малым театром на месте нынешнего дома № 3 по Охотному ряду²⁴, а потом сбежал от «нестерпимой жарищи и пыли со времен Калиты» на дачу к сестре Вере Ивановой в Люблино²⁵. Рядом с домом сестры он снял дачу (предположительно на современной Летней улице, 8), обзавелся самоваром, посудой, одеялом. У него завязалась дружба с невесткой сестры Еленой Павловной Ивановой. Деспотичный муж ее был при смерти, и родные писателя не скрывали надежды впоследствии женить его на Елене Павловне, когда она овдовеет. С этой женщиной Федор Михайлович часто гулял по старинному парку и вдоль озера. Несомненно, они видели построенный в форме ордена Анны дом Дурасова — творение Еготова. Писатель установил жесткий распорядок дня. С десяти утра до трех часов дня он работал над «Преступлением и наказанием» (над описанием поминок по Мармеладову и смерти Катерины Ивановны). С трех часов находился у Ивановых. Это была большая (пять дочерей и четверо сыновей) веселая и доброжелательная семья. Она описана как семейство Захлебиных в повести «Вечный муж». Устраивались импровизированные инсценировки. Сестра Мария и ученик Иванова по Межевому институту Фохт музицировали. Достоевский очень любил Бетховена, Моцарта, Глинку, Серова и недолюбливал Шопена, считая его «чахоточным». Естественно, завязывались беседы на творческие темы. Однако летнее времяпрепровождение отнюдь не было безмятежным: писателя тяготили неприятности с редакторами «Русского вестника» Катковым и Любимовым из‑за правки сцены из «Преступления и наказания», где Соня читает Евангелие. Зато большой отрадой для Федора Михайловича была духовная близость с племянницей Соней. «Вы дитя моего сердца, Вы и сестра моя и дочь моя. <...> Бесценный друг мой, я смотрю на Вас как на высшее существо, уважаю беспредельно. <...> Вас я олицетворяю как мою совесть», — писал он девушке...