Неизвестный художник. Вид старообрядческого Рогожского кладбища. Москва. XIX век

Родоначальник семейного дела Тихон Федорович Большаков (1794–1863) в конце жизни мог бы применить к себе слова летописца: «Ярослав же засеял книжными словами сердца верных людей, а мы пожинаем, ученье принимая книжное. Велика ведь бывает польза от учения книжного: книгами наставляемы и поучаемы на путь покаяния, ибо от слов книжных обретаем мудрость и воздержание».

Родился Тихон в городе Боровске Калужской губернии, где традиционно селились сторонники старой веры. Выходец из крестьянской семьи старообрядцев‑поповцев, он 12‑летним отроком приехал в Москву к дяде, занимавшемуся торговлей кожевенным товаром. Сначала помогал купцу, а через шесть лет у него уже была своя кожевенная лавка на Варварке в Малом Юхотном (юхть, или юфть, — мягкая кожа) ряду. Старопечатные и рукописные книги тогда имели кожаные переплеты, поэтому продавались вместе с другими товарами из кожи.

К моменту появления лавки Большакова грянула Отечественная война 1812 года, и Тихону Федоровичу, как и многим москвичам, пришлось покинуть город. После пожара Москва представляла собой страшное зрелище: выгорели Рогожская застава, Таганская, Серпуховская, Пречистенская и Яузская части, Солянка, Замоскворечье. Пострадало и сердце города — мос­ковский Кремль. 13 декабря 1812 года 18‑летний юноша пишет письмо семье, оставшейся в Боровске, — «милостивой государыне матушке» Пелагее Ивановне, «любезной сестрице» Настасье Федоровне и «братцу моему любезному» Ивану Федоровичу. Он спешит сообщить, что жив и здоров, а далее сообщает о своих приключениях на обратном пути из Михайлова через Коломну и Бронницы в Москву. «И пошел я от кладбища к Москве, и такой смрад, что итить нельзя. И я шел, закрывши рот и нос, и то такой смрад, такая вонь, что Боже упаси. И случилось мне итить очень рано по той причине, что мы думали — и ночевать в Москве негде, и ночевали мы верст за 14 и встали очень рано. И пошел я в Москву часа за два до рассвета и пришел я прямо к Лобному месту и дождался свету и стал смотреть, что Москва такая стала, что слезам подобно. Боже создатель всея твари, до чего допустил такого злодея, что сделал над святынею и надо всей окрестностью Москвы»¹. И далее: «Наш ряд завалился весь, и я рад, что мой погреб цел, не разломан. И не смотрел с неделю в погребе, потому что очень много навалили кирпичу. Город весь выжжен, Замоскворечье все выжжено, также Калужские вороты и Серпуховские, Таганские, и Рогожская вся выжжена. А [нрзб.] только осталася Микольская улица, а то все развалилися. Я пришел в Москву, везде строятся деревянные лавки. Дядюшка Назар выстроил себе лавку на площади, как итить от Лобного места к Воскресенским воротам на левой руке. Я через неделю, как стали наши ряцкие разбирать кирпичи и стали лавки строить, то я отрыл свой погреб, где был[о] закладен[о] все цело, взошел в погреб, то такое мене последовало несчастие, что увидел я только одни лавки и полки, и те все порожние. Так я уведомляю вас, что у меня в погребе не осталось ни на один пятак. По приходу моему в Москву жил я недели две безо всякого дела, потому что товаров купить негде. Наконец я стал понемногу покупать, и накупил я товару всякого разбора кож рублей будет на 80, и стал я понемногу привыкать к делу»².

В 1820‑х годах Тихон Федорович увлекся собиранием русской старины. Он начал приобретать рукописи и старопечатные книги, иконы и предметы церковного обихода, монеты и изделия из серебра. Но больше всего интересовался старинными духовными книгами. Будучи старообрядцем, Большаков имел торговые связи по всей России с такими же старообрядцами — собирателями и читателями книг, как и он сам, что помогало в приобретении редких рукописей. У него были также специальные агенты, которые занимались поиском нужных книг, да и сам он ездил в экспедиции по монастырям и селам. Лавка Большакова получила широкую известность среди коллекционеров. Антиквар и библиофил П. П. Шибанов так характеризовал основателя династии: «Благодаря начитанности, хотя и без малейшего образования, и любви к старине Тихон Федорович скоро привлек к себе внимание всех жаждавших просвещения. В его лавке можно было встретить, наряду с сапожником и крестьянином, пришедшими за подошвами и голенищами, и юношу‑студента, и ученого, и коллекционера. Первым он отпустит нужный им материал, со вторыми сразу заговорит о русской науке, преимущественно о старине, об отдаленной истории и ее памятниках, об этих древних рукописях и книгах, обильно украшавших полки его лавки»³.

В Москве, казалось, не было ни одного собирателя русской старины, который не пользовался бы услугами Т. Ф. Большакова: Ф. И. Буслаев, И. Е. Забелин, К. Ф. Калайдович, Д. А. Ровинский, П. М. Строев, В. М. Ундольский, А. Д. Чертков, А. С. Уваров и многие другие коллекционеры являлись завсегдатаями антикварной лавки Тихона Федоровича. Около 200 рукописей приобрел у него историк и коллекционер, создатель знаменитого «Древлехранилища» М. П. Погодин, чей портрет висел на стене в большаковской лавке. Одно из открытий ученого оказалось напрямую связанным с приобретением, сделанным с помощью книготорговца. Рукопись крестьянина Ивана Посошкова «О скудости и богатстве» досталась Погодину в числе прочих, купленных Т. Ф. Большаковым на аукционе в Петербурге в 1840 году. По свидетельству Михаила Петровича, столь важное открытие его «встречено было сомнениями, отрицаниями и насмешками. Самое существование Посошкова было заподозрено»⁴. Когда в 1852 году М. П. Погодин решил расстаться с «Древ­лехранилищем», именно Т. Ф. Большаков выступил посредником при продаже коллекции Императорской публичной библиотеке.

Большаков и сам коллекционировал — более 40 лет собирал старопечатные книги, рукописи, агиографические сочинения. Делом всей его жизни стала коллекция сочинений Максима Грека (свыше 200 единиц), а также собрание духовных стихов и певческих рукописей знаменной нотации дониконовского происхождения. Благодаря своей увлеченности Тихон Федорович сделался не просто книготорговцем, а Книговедом с большой буквы. С 1848 года он — член‑соревнователь Московского общества истории и древностей российских, с 1853‑го — член‑корреспондент Императорской публичной библиотеки.

Т. Ф. Большаков разрешал всем исследователям пользоваться своим собранием, предоставляя рукописи для публикации древнерусских текстов. Его уникальное знаточество было широко известно, поэтому за консультацией к нему обращались музеи, библиотеки и различные научные общества, не говоря уже о частных коллекционерах. Ф. И. Буслаев вспоминал: «Лет сорок или тридцать назад любители древнерусской письменности вовсе не обращали внимания на миниатюры, и лицевые рукописи были ни по чем. Я покупал их за бесценок на Толкучем рынке у Пискарева и на Варварке в Кожевенном ряду у старика Большакова, который в своей лавке при опойковом (опоек — шкура теленка. — Ю. М.) и подошвенном товаре торговал и древними рукописями, а также и старопечатными книгами. Им обоим я много обязан своими сведениями в русской палеографии, особенно в техническом отношении»⁵. Незадолго до кончины Т. Ф. Большаков подарил духовные стихи и певческие рукописи из своей коллекции издателю П. А. Бессонову, а часть гравюр продал юристу, историку искусства, меценату Д. А. Ровинскому.

О частной жизни купца известно не так уж и много. Когда в июле 1847 года умерла его жена Пелагея Ивановна, Тихон Федорович оформил опеку над малолетними детьми Сергеем и Верой, о чем в следующем году вышел указ Московского сиротского суда. Супругу Большаков пережил на 16 лет. После его смерти дело перешло к сыну — Сергею Тихоновичу (1842–1906), ставшему владельцем фирмы «Книжная и киотная торговля С. Т. Большакова». П. П. Шибанов считал Большакова‑младшего «необыкновенно энергичным человеком»: «Не было на всей необъятной Руси такого уголка, где бы интересовались древностями и куда бы ни проникала корреспонденция Большакова. Его знали и за границею. Своей популярностью в провинции он обязан был и приобретению им в 1877 году знаменитого “Архангельского Евангелия”, писанного на пергаменте в 1092 году и уступленного затем в Румянцевский музей. Впоследствии он перевел свою лавку на Старую площадь, сделавшуюся средоточием торговли древними книгами»⁶.

Сотрудник Исторического музея А. И. Станкевич, занимавшийся комплектованием музейной библиотеки, по долгу службы не раз встречался с Сергеем Тихоновичем. Описание последнего Станкевичем не бесстрастно, что может объясняться не только их столкновениями в профессиональной сфере, но и принадлежностью к разным религиозным конфессиям: «Большаков был типичным представителем букинистов старого времени и владел лавкой на Старой площади, где торговал старопечатными книгами, старинными иконами и разной церковной утварью. Он был старовер — по Рогожскому кладбищу — и пользовался большим авторитетом и популярностью среди своих единомышленников. Он был большой знаток всего относящегося до раскола, но был очень недалек, хотя и неглуп, а также и большой болтун и сплетник, любил сообщать разные анекдоты про богатых московских купцов‑раскольников, не прочь был польстить, а когда начинался торг, то запрашивал чуть не втрое или вчетверо и, устав сам и утомив до крайности покупателя, уступал нередко книгу за очень недорогую цену. Несмотря на хорошее состояние, он постоянно ходил в поношенном, истертом по швам сюртуке, руки у него были постоянно сомнительной чистоты, ногти особенно бросались в глаза, до того они были грязны. Здороваясь и прощаясь, и во время разговора, когда он просил прибавить к цене, назначенной мною или Забелиным, он кланялся как‑то особенно низко, буквально перегибаясь пополам, и глубоко вздыхал. Товар свой — книги, рукописи, иногда и вещи — он носил в простом холщовом мешке, закидывая его за спину. Беседовать с ним по разным вопросам по расколу было интересно, но торговаться приходилось с ним иной раз, как говорится, до седьмого пота»⁷.

В 1863 году после кончины Тихона Федоровича С. Т. Большаков предложил отделению рукописей и старопечатных книг Московского публичного и Румянцевского музеев приобрести оставшееся от отца собрание богослужебных, богословских и житийных рукописей. Хранитель отделения А. Е. Викторов отобрал 435 единиц. Как сообщает сотрудник Румянцевского музея Г. П. Георгиевский, составивший описание собрания, 370 рукописей были переданы в музей «за очень недорогую цену, а около 50 пожертвованы в память о Т. Ф. Большакове»⁸.

Обладая коммерческой жилкой, Сергей Тихонович поставил книготорговое дело так, что многие антиквары переняли его нововведения — в частности, пересылку товара покупателям. Также он рекламировал свою букинистическую и антикварную фирму, рассылая визитные и почтовые карточки с адресом лавки. Это сделало фирму известной по всей России. Открылись отделения в Петербурге в Апраксином дворе и в Симбирске. Лавка Большаковых в Нижнем Новгороде стала своеобразным старообрядческим культурным и деловым центром...